Бу­диль­ник в тре­тий раз взы­ва­ет к са­мосоз­на­тель­нос­ти, к мо­раль­но-нравс­твен­ным ос­но­вам ин­ди­вида, от­ветс­твен­ным за каж­дое его дей­ствие и мысль. Лю­бимов сон­но по­вора­чива­ет го­лову в сто­рону нед­ру­га, скре­бет неб­ри­той ще­тиной по по­душ­ке ".. зат­кнись су­ка..", бу­диль­ник пи­щит в пос­ледний раз и сда­ет­ся.
На ци­фер­бла­те пол­седь­мо­го, го­рячий душ, ко­фе, клю­чи, ма­шина за­водит­ся со вто­рой по­пыт­ки, при­выч­ный мар­шрут, пар­ковка, па­ром. Уны­лые се­рые ли­ца ".. все выг­ля­дят как уго­лов­ни­ки, та­ким как я тут са­мое мес­то.." он уны­ло об­во­дит хо­лод­ны­ми чер­ны­ми гла­зами фи­гуры ра­бочих в си­них и оран­же­вых ком­би­незо­нах. Даль­ше мик­ро­ав­то­бусом до бу­ровой. При­выч­ный ра­бочий день.
— Юрок, ве­чером бух­нем — здо­ровен­ный, бри­тый му­жик встря­хива­ет его за пле­чо и щер­ба­то ще­рит­ся.
— Ну как во­дит­ся, че­го ж не бух­нуть, что тут еще де­лать-то — Лю­бимов не ве­село гля­дит че­рез пле­чо.
— Ну, ла­ды.
У са­мого по­ляр­но­го кру­га рас­по­ложен один из са­мых се­вер­ных на­селен­ных пун­ктов на пла­нете. Здесь бе­лых мед­ве­дей в три ра­за боль­ше, чем лю­дей, а жи­телям не толь­ко раз­ре­ша­ет­ся, но и по­лага­ет­ся но­сить с со­бой ору­жие. Вдоль глав­ной ули­цы го­рода сто­ят не­боль­шие до­мики. На цен­траль­ной пло­щади на­ходит­ся единс­твен­ная ма­лень­кая гос­ти­ница, на двух эта­жах, ко­торой не бо­лее двад­ца­ти но­меров. Жи­тели по ве­черам со­бира­ют­ся в мес­тном па­бе, иг­ра­ют на биль­яр­де, пь­ют пи­во, вод­ку и де­рут­ся. Пос­то­ян­ное чувс­тво пер­во­быт­но­го стра­ха, хо­лода и изо­лиро­ван­ности ца­рящее здесь прек­расно со­от­ветс­тву­ют внут­ренне­му нас­трою и сос­то­янию ду­ши Юрия Лю­бимо­ва.
Каж­дый ве­чер он воз­вра­ща­ет­ся в ра­бочий по­селок, за­пира­ет­ся в тем­ной ком­на­те с бу­тыл­кой и на­пива­ет­ся в ус­мерть, толь­ко так мож­но ни о чем не ду­мать, ни­чего не пом­нить, толь­ко так он ос­та­ет­ся один.
Се­год­няшний ве­чер не ис­клю­чение. Пят­ни­ца, му­жики с бу­ровой рас­по­ложи­лись в па­бе «.. Юр­ка по обык­но­вению наж­рался.., и че­го он так пь­ет.., мо­лодой му­жик.., хо­дит би­рюком ни с кем тол­ком не об­ща­ет­ся…, го­ворят он уго­лов­ник или быв­ший во­ен­ный у каж­до­го свои де­моны, не все мо­гут спо­кой­но жить пос­ле смер­ти..».
— А ну, вста­вай-ка, твои друзья уже ухо­дят, да­вай при­ятель — по­мощ­ник ше­рифа тря­сет Юру за пле­чи, он под­ни­ма­ет го­лову и пь­яно не­доб­ро улы­ба­ет­ся — эй му­жики, от­ве­зите его до­мой, ско­ро все зак­ро­ет­ся не де­ло на ули­це но­чевать, тут се­вер… Чтоб их этих рус­ских.
Двое му­жиков сос­кре­ба­ют Лю­бимо­ва с бар­ной стой­ки, нах­ло­бучи­ва­ют на не­го шап­ку, зас­те­гива­ют кур­тку — да­вай пой­дем, прос­пишь­ся. На ули­це его вы­вора­чива­ет на­из­нанку, от все­го сра­зу, от спир­та, пус­то­го же­луд­ка от всей его гре­баной жиз­ни. Па­ру ча­сов в ав­то­бусе, ма­шина ос­та­лась у па­рома он сей­час не ез­док, — сам дой­дешь? — он не­уве­рен­но ки­ва­ет.
Дол­го ищет клю­чи, сто­ит, чуть по­качи­ва­ясь, клю­чи вы­пада­ют из не­пос­лушных паль­цев в снег «.. мать твою за но­гу..» нак­ло­ня­ет­ся, чуть не па­да­ет с лес­тни­цы, ша­рит в сне­гу, под­ни­ма­ясь, за­дева­ет баш­кой двер­ной ко­сяк «.. вот бля..» от­кры­ва­ет дверь, пог­ру­жа­ет­ся в тем­но­ту и пус­то­ту то­го что сей­час за­мени­ло ему дом. Ша­рит ру­кой по сте­не в по­ис­ках вык­лю­чате­ля, щел­чок, не­яр­кий свет нас­толь­ной лам­пы на вы­соком ко­моде из ИКЕИ ос­ве­ща­ет уны­лую ком­на­ту, он не­весе­ло об­во­дит ок­рест сле­зящи­мися с мо­роза гла­зами, ос­та­нав­ли­ва­ет взгляд на сво­ем от­ра­жении в боль­шом пыль­ном зер­ка­ле, от­ту­да на не­го смот­рит он, его ста­рый зна­комый, при­шелец с то­го све­та — Олег Дар­ша­вин.
Прош­ло поч­ти три го­да с тех пор как он умер, по­дор­вался в ма­шине со сво­им кон­во­ем, соп­ро­вож­да­ющим его в а­эро­порт, а по­том об­ратно на ро­дину, где его преп­ро­водят в СИ­ЗО, а по­том зап­рут в тюрь­ме на всю жизнь.
«Я ве­рил те­бе, я ве­рил те­бе.., а ты ме­ня пре­дал» сло­ва жгут ду­шу, он бь­ет ку­лаком в зер­ка­ло «по­шел прочь су­ка» ши­пит Олег-Юр­ка Лю­бимов, спо­тыка­ет­ся о про­вод и па­да­ет на пол. Все — аб­зац — соз­на­ние упол­за­ет в спа­ситель­ную пус­то­ту сна. Спус­тя пол­то­ра ча­са про­сыпа­ет­ся, дер­га­ет­ся всем те­лом, са­дить­ся, за­мерз, паль­цы по­калы­ва­ет от не­удоб­ной по­зы, в ко­торой ле­жал как тю­лень.
Он ус­тра­ива­ет­ся на ди­ване, не раз­де­ва­ясь, ук­ры­ва­ет­ся мох­на­тым пле­дом, за эти го­ды боль так и не от­пусти­ла, ка­кой де­бил ска­зал, что вре­мя ле­чит. Лу­кас все так­же при­ходит во сне и на­яву в пь­яной дым­ке не­ров­ным си­лу­этом сколь­зит по ком­на­те, са­дит­ся ря­дом, про­водит хо­лод­ны­ми паль­ца­ми по ще­ке.
В по­луд­ре­ме в ко­торый раз воз­вра­ща­ет­ся их пос­ледняя встре­ча в гос­ти­нице на ок­ра­ине го­рода, Лу­кас то­роп­ли­вый и нер­вный, быс­трые по­целуи, хо­лод­ные ру­ки. Олег не хо­чет его от­пускать, при­жима­ет, гла­дит пле­чи и спи­ну, вы­лизы­ва­ет язы­ком лож­бинку меж­ду ло­пат­ка­ми, Лу­кас вы­вора­чива­ет го­лову, пы­та­ет­ся пой­мать взгляд. Хрип­лое ды­хание, стон, вдох, вы­дох.
— Мы боль­ше не уви­дим­ся, ты дол­жен у­ехать, ку­да хо­чешь, пас­порт чис­тый ниг­де не зас­ве­чен­ный, по­жалуй­ста иди, не му­чай не ме­ня ни се­бя — он не смот­рит в гла­за.
— Пой­дем со мной — го­лос зву­чит хрип­ло и не зна­комо, ни­ког­да не ду­мал, что при­дет­ся про­сить — я без те­бя сов­сем не мо­гу.
— Олег, про­шу не на­чинай, я те­бе ни­чего не обе­щал.
Прош­ло поч­ти три го­да, три го­да… Олег са­дит­ся, ски­дыва­ет плед «не хо­чу боль­ше, или с ним или сов­сем не на­до». В пь­яной ре­шимос­ти под­ни­ма­ет­ся, хо­дит по ком­на­те за­пихи­ва­ет в ме­шок свой не хит­рый скарб, шмот­ки, пос­ледний взгляд на чу­жую жизнь «.. про­щай Юрок, я до­мой, я уж к не­му, как-ни­будь..».