Пора разобраться кто птица кто клетка
Улыбка ночи
читать дальше
Температура 37 и 5, самая мерзкая температура, когда организм борется с вирусом и соответственно сбивать ее не рекомендуется, но при этом все прелести острого респираторного заболевания как говорится на лицЕ, что б его через калено, из носа течет, в горле еж, кости ломит и глаза не выносят божий свет. Олег натягивает красный клетчатый плед, зябко ведет плечами, он стоит на кухне, упершись животом в широкий подоконник, сжимает в ладонях белую щербатую кружку чая с сухой мятой и лимоном. Прозрачный белесый пар неровно дергается от дыхания, оседает на стекле, оставляя мутное пятно, сквозь которое медленно проступает его прозрачное отражение.
«И никому то ты не нужен, упеченный в жопу мира за отвагу и прочие доблести» он щурится, шмыгает носом - «а в Питере сейчас вот такая же погода, низкое небо и снег, снег, сосульки до самой земли их никто не сбивает и они мирно висят до весны пока какая-нибудь "королева сосулей" не свалится на голову зазевавшемуся туристу.. хех». Олег отпивает еще глоток, с трудом сглатывает, воспаленное горло окатывает кипяточком и становится даже как-то легче. Он проходит по узкому темному коридорчику в гостиную, она же спальня, кабинет и все вместе взятое, забирается на диван, укутывается в свой плед, вокруг сгущающиеся сумерки, свет не горит, тишина.
Вот она, безжалостная ночь, стоит на пороге издевательски улыбаясь, перебирает в своих серебренных пальцах колоду карт, тасует их и выбрасывает то одну то другую, предлагая на выбор целый спектр мучительных аттракционов. Выбирай, все удовольствия за ваши деньги, хочешь чеченский плен, хочешь карьерную лестницу со всеми неудачами, подножками, блатными сопляками, тупым начальством, а хочешь.. ну конечно, именно его ты и ждешь…
Олег до боли всматривается в темноту.
На столе увесистая папка, личное дело заключенного №… С фотографии смотрит угрюмый мужчина, неопределенного возраста.. 33, думал моложе, темные волосы, бледная кожа, длинный как у вороны нос и пронзительный взгляд.
В Москве он работал в престижной столичной газете в качестве штатного журналиста, выезжал в горячие точки, был вхож в кулуары политических бонз и по паспорту представлялся как гражданин РФ, с самыми что ни на есть русскими ФИО – Нугзар Ломадзе.
Его передали уже «подготовленным», так сказать, прошедшим дрессировку в колонии строго режима, и предварительное заключение в Матросской тишине с ежедневным моционом на Лубянку для допросов, а теперь спустя 4 года он прибыл сюда в окрестности Пскова для «перевоспитания». И заниматься этим благородным делом будет он, старший следователь Олег Даршавин. Ничего не скажешь, повезло, хотя если повертеть да покрутить эту английскую розу, то может быть что-нибудь да выгорит, может быть даже получится вернуться домой, так что все еще будет.
«И никому то ты не нужен, упеченный в жопу мира за отвагу и прочие доблести» он щурится, шмыгает носом - «а в Питере сейчас вот такая же погода, низкое небо и снег, снег, сосульки до самой земли их никто не сбивает и они мирно висят до весны пока какая-нибудь "королева сосулей" не свалится на голову зазевавшемуся туристу.. хех». Олег отпивает еще глоток, с трудом сглатывает, воспаленное горло окатывает кипяточком и становится даже как-то легче. Он проходит по узкому темному коридорчику в гостиную, она же спальня, кабинет и все вместе взятое, забирается на диван, укутывается в свой плед, вокруг сгущающиеся сумерки, свет не горит, тишина.
Вот она, безжалостная ночь, стоит на пороге издевательски улыбаясь, перебирает в своих серебренных пальцах колоду карт, тасует их и выбрасывает то одну то другую, предлагая на выбор целый спектр мучительных аттракционов. Выбирай, все удовольствия за ваши деньги, хочешь чеченский плен, хочешь карьерную лестницу со всеми неудачами, подножками, блатными сопляками, тупым начальством, а хочешь.. ну конечно, именно его ты и ждешь…
Олег до боли всматривается в темноту.
На столе увесистая папка, личное дело заключенного №… С фотографии смотрит угрюмый мужчина, неопределенного возраста.. 33, думал моложе, темные волосы, бледная кожа, длинный как у вороны нос и пронзительный взгляд.
В Москве он работал в престижной столичной газете в качестве штатного журналиста, выезжал в горячие точки, был вхож в кулуары политических бонз и по паспорту представлялся как гражданин РФ, с самыми что ни на есть русскими ФИО – Нугзар Ломадзе.
Его передали уже «подготовленным», так сказать, прошедшим дрессировку в колонии строго режима, и предварительное заключение в Матросской тишине с ежедневным моционом на Лубянку для допросов, а теперь спустя 4 года он прибыл сюда в окрестности Пскова для «перевоспитания». И заниматься этим благородным делом будет он, старший следователь Олег Даршавин. Ничего не скажешь, повезло, хотя если повертеть да покрутить эту английскую розу, то может быть что-нибудь да выгорит, может быть даже получится вернуться домой, так что все еще будет.
Придвиньтесь ближе - действие первое
читать дальше
Осенний мерзкий вторник, был, пожалуй, даже хуже вчерашнего осеннего мерзкого понедельника, тот же унылый пейзаж, те же вызывающие приступ острой головной боли строения и люди, люди… особенно они. Человек, который сегодня не взывал у Даршавина тошноту, впрочем, как ни странно, он никогда не вызывал у него каких-либо неприятных ощущений, являлся его собственным заданием, поступившим в полное его распоряжение несколько месяцев назад.
Лукас сидит на стуле посередине комнаты, руки в наручниках, заведены за спину, голова опущена, но Олег чувствует, как цепкий взгляд англичанина следит за ним из-под спутанной челки.
С целью получения информации к заключенному в течение некоторого времени применялось, как бы это помягче, целенаправленное причинение мучений как физического, так и психологического характера.
Но учитывая, что главным международным актом в области борьбы с пытками, а именно Конвенцией против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, принятой аж в 1984 году Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН в отношении пыток была установлена так называемая универсальная юрисдикция, то есть это означает, что виновные в применении пыток могут уголовно преследоваться властями любого государства, независимо от гражданства виновных и места совершения ими деяния, соответственно, исходя из данного обстоятельства, к заключенному Лукасу Норту ничего похожего применено быть не могло, а синяки, выбитые суставы, сломанные ребра, кровоподтеки по всему телу были ни что иное как результат неуклюжести данного персонажа и постоянной склонности к членовредительству.
Сам Олег предпочитал про себя называть то, что происходило за закрытыми дверями допросной или в одиночке, куда Лукаса помещали для обдумывания своего плохого поведения и не слишком активного сотрудничества, экспериментальными или альтернативными видами допроса.
Надо отметить, что следователь Даршавин вовсе не был садистом, он, к примеру, очень любил свою собаку, большого рыже-белого алабая Грина, который приехал с ним «на повышение». Просто обстоятельства жизни, которые в последнее время Олежку совершенно не радовали, волей или не волей отражались на всем и вся, в том числе и на враге российского народа, подлом шпионе – Лукасе Норте. И, собственно, с какой такой стати подданные ее величества возомнили себя королями мира, имеющими право вот, так вот запросто являться на широты нашей необъятной и совать вот этот длинный острый нос куда не положено.
Как когда-то сказал английский историк и политик лорд Джон Актон, власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Считается, что данное утверждение верно и может быть доказано биологически. Ощущение власти оказывает на мозг тот же эффект, что и кокаин, увеличивая уровни тестостерона и его побочный продукт андростендиол-3 как у мужчин, так и у женщин. Это приводит к повышению уровня дофамина, являющегося резервной системой мозга, так называемого центра удовольствия, что может вызывать сильное привыкание.
Олегу Даршавину, получившему в свое почти полное распоряжение заключенного Лукаса Норта, представлялась возможность, как говорится, на собственной шкуре испытать крепость и устойчивость собственной личности, сформированной здоровым советским обществом, предположительно не склонной к разного рода девиациям, свойственным представителям разлагающегося забугорного капитализма. А именно, добыть необходимую информацию…, «даже смешно, неужели за 4 года допросов и других упражнений, которым наверняка этот английский перец подвергался у старших товарищей, ему еще есть чем поделиться, ну.., тем не менее вопрос о предоставлении информации с повестки дня не снят…», так вот добыть информацию и превратить английского шпиона в двойного агента.
Для решения поставленной задачи с разрешения Москвы к заключенному можно применять все, что придет в голову, но в разумных количествах без фанатизма, нужно чтобы пациент был жив и имел товарный вид когда придет время. А время, как говорится, терпит.
О Лукасе Норте информации было немного, да и английские коллеги о нем говорили неохотно. Из полученной скудной информации от тамошних осведомителей было известно, что он является старшим офицером британской разведки, имеет очень хорошее образование, специализировался по советскому и постсоветскому направлению, обладает высоким интеллектом, хорошей приспосабливаемостью, нестандартным мышлением. Во время первого года отсидки совершил покушение на охрану, без оружия в наручниках вывел из строя двух тренированных оперативников, за последующие 3 года совершил 2 побега, которые, впрочем, завершились неудачей. При аресте отрицал, что является английским подданным и уж тем более агентом британской разведки, но после представления неопровержимых улик отпираться перестал.
Годы в тюрьме сгладили и, как бы растушевали весь его образ, он утратил уверенность в обязательном возвращении на родину. Где-то внутри него зрела убежденность в том, что им пожертвовали, чтобы прикрыть чей-то высокопоставленный чиновничий зад, и вопрос сейчас стоял не в том, стоит ли продаваться, а в том, чтобы дождаться правильного предложения, которое даст ему возможность с лихвой заплатить по счетам.
Лукас сидит на стуле посередине комнаты, руки в наручниках, заведены за спину, голова опущена, но Олег чувствует, как цепкий взгляд англичанина следит за ним из-под спутанной челки.
С целью получения информации к заключенному в течение некоторого времени применялось, как бы это помягче, целенаправленное причинение мучений как физического, так и психологического характера.
Но учитывая, что главным международным актом в области борьбы с пытками, а именно Конвенцией против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, принятой аж в 1984 году Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН в отношении пыток была установлена так называемая универсальная юрисдикция, то есть это означает, что виновные в применении пыток могут уголовно преследоваться властями любого государства, независимо от гражданства виновных и места совершения ими деяния, соответственно, исходя из данного обстоятельства, к заключенному Лукасу Норту ничего похожего применено быть не могло, а синяки, выбитые суставы, сломанные ребра, кровоподтеки по всему телу были ни что иное как результат неуклюжести данного персонажа и постоянной склонности к членовредительству.
Сам Олег предпочитал про себя называть то, что происходило за закрытыми дверями допросной или в одиночке, куда Лукаса помещали для обдумывания своего плохого поведения и не слишком активного сотрудничества, экспериментальными или альтернативными видами допроса.
Надо отметить, что следователь Даршавин вовсе не был садистом, он, к примеру, очень любил свою собаку, большого рыже-белого алабая Грина, который приехал с ним «на повышение». Просто обстоятельства жизни, которые в последнее время Олежку совершенно не радовали, волей или не волей отражались на всем и вся, в том числе и на враге российского народа, подлом шпионе – Лукасе Норте. И, собственно, с какой такой стати подданные ее величества возомнили себя королями мира, имеющими право вот, так вот запросто являться на широты нашей необъятной и совать вот этот длинный острый нос куда не положено.
Как когда-то сказал английский историк и политик лорд Джон Актон, власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Считается, что данное утверждение верно и может быть доказано биологически. Ощущение власти оказывает на мозг тот же эффект, что и кокаин, увеличивая уровни тестостерона и его побочный продукт андростендиол-3 как у мужчин, так и у женщин. Это приводит к повышению уровня дофамина, являющегося резервной системой мозга, так называемого центра удовольствия, что может вызывать сильное привыкание.
Олегу Даршавину, получившему в свое почти полное распоряжение заключенного Лукаса Норта, представлялась возможность, как говорится, на собственной шкуре испытать крепость и устойчивость собственной личности, сформированной здоровым советским обществом, предположительно не склонной к разного рода девиациям, свойственным представителям разлагающегося забугорного капитализма. А именно, добыть необходимую информацию…, «даже смешно, неужели за 4 года допросов и других упражнений, которым наверняка этот английский перец подвергался у старших товарищей, ему еще есть чем поделиться, ну.., тем не менее вопрос о предоставлении информации с повестки дня не снят…», так вот добыть информацию и превратить английского шпиона в двойного агента.
Для решения поставленной задачи с разрешения Москвы к заключенному можно применять все, что придет в голову, но в разумных количествах без фанатизма, нужно чтобы пациент был жив и имел товарный вид когда придет время. А время, как говорится, терпит.
О Лукасе Норте информации было немного, да и английские коллеги о нем говорили неохотно. Из полученной скудной информации от тамошних осведомителей было известно, что он является старшим офицером британской разведки, имеет очень хорошее образование, специализировался по советскому и постсоветскому направлению, обладает высоким интеллектом, хорошей приспосабливаемостью, нестандартным мышлением. Во время первого года отсидки совершил покушение на охрану, без оружия в наручниках вывел из строя двух тренированных оперативников, за последующие 3 года совершил 2 побега, которые, впрочем, завершились неудачей. При аресте отрицал, что является английским подданным и уж тем более агентом британской разведки, но после представления неопровержимых улик отпираться перестал.
Годы в тюрьме сгладили и, как бы растушевали весь его образ, он утратил уверенность в обязательном возвращении на родину. Где-то внутри него зрела убежденность в том, что им пожертвовали, чтобы прикрыть чей-то высокопоставленный чиновничий зад, и вопрос сейчас стоял не в том, стоит ли продаваться, а в том, чтобы дождаться правильного предложения, которое даст ему возможность с лихвой заплатить по счетам.
Наваждение
читать дальше
Как же это произошло, как так случилось, что этот худой человек стал вызывать такие чувства…
"Он хорошо подготовленный агент иностранной разведки, работает в поле не первый год, видимо, на хорошем счету у своих, но по какой-то причине оставлен этими своими на произвол судьбы и при этом все еще держится".
Сначала он вызывает интерес с профессиональной точки зрения, ведь именно он может послужить отправной точкой для возвращения в большой мир старшего следователя Даршавина, и чтобы все пошло как по нотам нужно, хорошенько разработать вопрос, а вопрос, скорее всего, имеет свое видение этой ситуации. Пассажиру понятно, что не просто так, спустя четыре года, его вдруг переводят из одного места заключения в другое и берут в разработку.
Работа с объектом имеет свои нюансы… Интенсивные беседы чередуются с днями, а то и неделями изоляции, после которых, обычно, подопечный более разговорчив.
Олег втягивается, разговоры берут за живое, страна Диккенса, Шерлока Холмса, красных телефонных будок, двухэтажных автобусов, вечных туманов и т.д. всегда притягивала и интересовала.
— Здорово, Нугзар, — Олег располагается напротив заключенного, говорит тихо, чуть насмешливо.
— И тебе не болеть, — Лукас следит за следователем, чуть склонив голову на бок. После двух недель карцера, он еще сильнее похудел, под глазами пролегли тени.
— Поболтаем?
— Это как пойдет.
— Ты сегодня не в духе… — Олег чуть подсасывает нижнюю губу, — кто ж это тебя так расстроил? — он встает и не спеша обходит Лукаса кругом.
Худые плечи, седьмой позвонок выступает сквозь тонкую белую кожу, дышит не глубоко, его дыхание учащается, когда Олег остановился за его спиной; сглатывает, начинает мелко дрожать, как собака, короткими приступами, будто мышцы трясет от напряжения.
— Замерз… или боишься?
— Не замерз… и не боюсь… это, скажем так, специфический образ действий, который хочет реализовать мое тело в конкретной ситуации… аттитюд, слыхал…
— Представь себе… установочка, значит… Я сзади, и ты реагируешь…
— Уж прости, слишком предсказуем.
— С эти нужно что-то делать…
Лукас проваливается в спасительную темноту, где все лишние звуки зачеркнуты пустотой и он остается наедине со своей тишиной. Все болит, тело ноет от побоев, но хуже всего это ощущение где-то под ложечкой, как будто постепенно, по короткому выдоху внутри него, умирает тот зверь, что рвался на свободу, он больше не бесится там внутри от беспомощной злости, он также неподвижно лежит на полу своей клетки. Путеводная звезда бросила его на произвол судьбы и не горит в его небе, видимо сейчас она кому-то нужней.
Уже несколько дней его никто не трогает, нет ни еды, ни воды, темнота превращается в замкнутый круг. Только бы время позволило хоть немного побыть без этой глупой суеты. Этот мягкий дрейф так соблазнительно увлекает в спасительную пустоту, но где-то внутри все еще есть потребность в тепле, и она не дает перестать быть. Неприятный металлический лязг засовов, словно расческой по стеклу, «жратва» - в первый раз за столько дней. Он заставляет себя встать и по стеночке добирается до двери, в миске какая-то клейкая субстанция не определенного цвета, вода в кружке пахнет железом.
«Главное, не размазывать по небу, не так противно», - Лукас задерживает дыхание, пытаясь удержать клей в себе, но тщетно - внутренности судорожно выворачивает наизнанку; с водой легче, она остается внутри. Он добирается до койки, валится на металлическую сетку без матраса и погружается в спасительную пустоту. Просыпается от мерзкого ощущения внутри, живот крутит и жжет. Лукас почти на четвереньках добирается до сортира и выблевывает скудное содержание своего желудка, а потом только успевает повернуться нужной стороной, и из него выходит горячая жидкость. Все болит. Он натягивает треники и отползает под койку, забраться на нее уже нет сил.
— Что с ним за херня такая? — Даршавин отходит от двери камеры, — дизентерии мне еще тут не хватало.
— Отравился, наверно, — дежурный равнодушно рассматривает свои ботинки.
— В мед-блок его.
***
Головная боль превратилась из тупой и ноющей в острую и дергающую. Даршавин заглянул в медицинское крыло за чем-нибудь «тяжеленьким». Местный лекарь Артур нарыл нечто в серебряной упаковке и от щедрот даже поделился водичкой.
— Как там мой подопечный?
— Ничего, очухался, организм сильный, пора переводить.
— Покажи, где он у тебя располагается.
Лукас лежит на койке лицом к стене, из-под простыни видна худая спина, тонкие костлявые лопатки, позвонки, ребра обтянутые белой, почти прозрачной кожей. Взгляд медленно скользит по спине вниз, застревает на ямочке над ягодицей, серая ткань плавно обнимает, красивой формы задницу… Олег еле заметно мотает головой. «Наваждение какое-то, как бабу лапаю».
— Ну, так что?
— Переводи, если здоров… — Олег слишком поспешно убирается восвояси.
"Он хорошо подготовленный агент иностранной разведки, работает в поле не первый год, видимо, на хорошем счету у своих, но по какой-то причине оставлен этими своими на произвол судьбы и при этом все еще держится".
Сначала он вызывает интерес с профессиональной точки зрения, ведь именно он может послужить отправной точкой для возвращения в большой мир старшего следователя Даршавина, и чтобы все пошло как по нотам нужно, хорошенько разработать вопрос, а вопрос, скорее всего, имеет свое видение этой ситуации. Пассажиру понятно, что не просто так, спустя четыре года, его вдруг переводят из одного места заключения в другое и берут в разработку.
Работа с объектом имеет свои нюансы… Интенсивные беседы чередуются с днями, а то и неделями изоляции, после которых, обычно, подопечный более разговорчив.
Олег втягивается, разговоры берут за живое, страна Диккенса, Шерлока Холмса, красных телефонных будок, двухэтажных автобусов, вечных туманов и т.д. всегда притягивала и интересовала.
— Здорово, Нугзар, — Олег располагается напротив заключенного, говорит тихо, чуть насмешливо.
— И тебе не болеть, — Лукас следит за следователем, чуть склонив голову на бок. После двух недель карцера, он еще сильнее похудел, под глазами пролегли тени.
— Поболтаем?
— Это как пойдет.
— Ты сегодня не в духе… — Олег чуть подсасывает нижнюю губу, — кто ж это тебя так расстроил? — он встает и не спеша обходит Лукаса кругом.
Худые плечи, седьмой позвонок выступает сквозь тонкую белую кожу, дышит не глубоко, его дыхание учащается, когда Олег остановился за его спиной; сглатывает, начинает мелко дрожать, как собака, короткими приступами, будто мышцы трясет от напряжения.
— Замерз… или боишься?
— Не замерз… и не боюсь… это, скажем так, специфический образ действий, который хочет реализовать мое тело в конкретной ситуации… аттитюд, слыхал…
— Представь себе… установочка, значит… Я сзади, и ты реагируешь…
— Уж прости, слишком предсказуем.
— С эти нужно что-то делать…
Лукас проваливается в спасительную темноту, где все лишние звуки зачеркнуты пустотой и он остается наедине со своей тишиной. Все болит, тело ноет от побоев, но хуже всего это ощущение где-то под ложечкой, как будто постепенно, по короткому выдоху внутри него, умирает тот зверь, что рвался на свободу, он больше не бесится там внутри от беспомощной злости, он также неподвижно лежит на полу своей клетки. Путеводная звезда бросила его на произвол судьбы и не горит в его небе, видимо сейчас она кому-то нужней.
Уже несколько дней его никто не трогает, нет ни еды, ни воды, темнота превращается в замкнутый круг. Только бы время позволило хоть немного побыть без этой глупой суеты. Этот мягкий дрейф так соблазнительно увлекает в спасительную пустоту, но где-то внутри все еще есть потребность в тепле, и она не дает перестать быть. Неприятный металлический лязг засовов, словно расческой по стеклу, «жратва» - в первый раз за столько дней. Он заставляет себя встать и по стеночке добирается до двери, в миске какая-то клейкая субстанция не определенного цвета, вода в кружке пахнет железом.
«Главное, не размазывать по небу, не так противно», - Лукас задерживает дыхание, пытаясь удержать клей в себе, но тщетно - внутренности судорожно выворачивает наизнанку; с водой легче, она остается внутри. Он добирается до койки, валится на металлическую сетку без матраса и погружается в спасительную пустоту. Просыпается от мерзкого ощущения внутри, живот крутит и жжет. Лукас почти на четвереньках добирается до сортира и выблевывает скудное содержание своего желудка, а потом только успевает повернуться нужной стороной, и из него выходит горячая жидкость. Все болит. Он натягивает треники и отползает под койку, забраться на нее уже нет сил.
— Что с ним за херня такая? — Даршавин отходит от двери камеры, — дизентерии мне еще тут не хватало.
— Отравился, наверно, — дежурный равнодушно рассматривает свои ботинки.
— В мед-блок его.
***
Головная боль превратилась из тупой и ноющей в острую и дергающую. Даршавин заглянул в медицинское крыло за чем-нибудь «тяжеленьким». Местный лекарь Артур нарыл нечто в серебряной упаковке и от щедрот даже поделился водичкой.
— Как там мой подопечный?
— Ничего, очухался, организм сильный, пора переводить.
— Покажи, где он у тебя располагается.
Лукас лежит на койке лицом к стене, из-под простыни видна худая спина, тонкие костлявые лопатки, позвонки, ребра обтянутые белой, почти прозрачной кожей. Взгляд медленно скользит по спине вниз, застревает на ямочке над ягодицей, серая ткань плавно обнимает, красивой формы задницу… Олег еле заметно мотает головой. «Наваждение какое-то, как бабу лапаю».
— Ну, так что?
— Переводи, если здоров… — Олег слишком поспешно убирается восвояси.
https://ficbook.net/readfic/3427623